Сквернословие в масс-медиа и современной культуре

О курсе

Почему мы говорим об этом сегодня? Куда ни придешь, с кем ни поговоришь, все взрослые жалуются на одно и то же. Дома, говорят, наши мальчики и девочки не матерились, а тут, в этой вашей Европе, в Израиле, в СНГ, без мата просто ни шагу. Обычная речь, которую знающие люди называют нецензурщиной, матерщиной, обсценной речью, сквернословием, и так далее, цветет и пахнет. И вот, говорят нам взрослые, мы не понимаем, что с этим делать.

А вот в масс-медиа положение противоречивое. Большинство вернулось к цензуре 1980-х гг., которая плохо стыкуется с обильными матерными подтекстами в речах политиков. Западные практики от «политической корректности» до «вокизма» и «культур отмены» вступили в странное взаимодействие с советскими цензурными практиками и постсоветской разнузданностью публичной речи, создав новую, никогда прежде не наблюдавшуюся в русском речевом мире ситуацию.

Настоящий курс предполагает подступы к описательной теории этого нового положения.

Культурная история сквернословия

В странах с возрожденными древними языками говорящая по-русски молодежь интегрируется по-разному. Там, где, как, например, в Греции, имеется своя богатая традиция сквернословия и богохульства, восходящая к комедиографу Аристофану, — этой традиции, стало быть, по меньшей мере две с половиной тысячи лет, там русское сквернословие немного меркнет. А вот в Израиле, рассказывают знающие люди, русский мат давно вошел в роли общепонятных междометий в речь менеджеров и преподавателей вузов, не знающих ни слова по-русски.

Общее у разношерстного опыта только одно: сквернословия в повседневной речи стало больше, держится оно на устах дольше, а главное – воспринимается молодыми носителями языка как некое облако виртуальных татуировок, по которым опознается свой брат – изгой, номад, мигрант, релокант, забывающий, откуда он пришел, и не очень еще понимающий, куда он идет.

Краткий обзор сквернословных практик в соцсетях и взрослых медиа

Как человек, много лет занимавшийся изучением этого пласта языка, я чем дальше, тем меньше вижу повод для моральных оценок его пользователей, а уж об осуждении людей, в речи которых сквернословие занимает столь значительное место, совсем смешно говорить.

Прежде чем выносить суждение, надо понять, о чем вообще мы говорим. Что оно такое – это самое сквернословие?

Почему сквернословием пугают? Кого сквернословие пугает?

Почему над сквернословием смеются? Кто смеется над сквернословием?

Что такое табу?

Аристотель, Ломоносов, Достоевский и русское сквернословие

Где обретается сквернословие? Где оно возникает, что описывает, ради чего оно дано людям? Первый ответ на этот вопрос дают теоретики риторики. Но их никто не слушает. Почему?

Исследования и теории матерной брани и матерной смазки, поэтического мата у известных художников слова.

От Ю.И. Левина до Василия Буя, от Алексея Плуцера-Сарно до Илзе Эрмен, да и сам я от А.Д. Синявского и М.В. Розановой благословение на сей предмет получил тридцать лет назад. Итак, начнем с простой теории, у истоков которой сам Федор Михайлович Достоевской в «Записках из мертвого дома». Ритуальная теория сквернословия (Б.А.Успенский). Сказки о волшебных свойствах сквернословия. Об особой силе, якобы содержащейся в мате. Почему из сложного сочетания страшного и смешного в фольклоре городской подросток или поседевший уже господин на лицевой стороне замечает смешное, а страшную изнанку предпочитает не замечать? Почему учителям трудно говорить с школьниками о матерном языке? Как взаимодействуют политическая среда и мир образования – школьного и университетского?

Почему сквернословие называют «нецензурной речью»? Что такое цензура? Как она помогла матерному языку распространиться в обществе?

Попадая в мир, где родители и учителя стремительно утрачивают авторитетность, подростки раскрывают для себя сжатую эмоционально перегретую родную речь, параллельно осваивая для жизни язык чужого большинства. Для дела, для жизни нужен теперь чужой язык, а свое прежнее пространство согревает папироска матерка, так что ли? Вполне возможно, но это дело требует изучения без гнева и пристрастия, как велел римский историк.

Удовольствие от матерного языка vs. Отвращение к матерному языку

Как переводчики Катулла и Рабле обходили цензурные запреты? Невольное пробуждение удовольствия от матерного языка. Сквернословие в русской классической литературе от Пушкина до Чехова.

Как матерная речь и ее производные помогают философии языка?

Как так получилось, что матерные слова с опустошенным, обнуленным своим первичным значением, замещают в речи миллионов русскоязычных людей обыкновенные, никак не окрашенные слова?

Матерный язык и советская идеология

Советская идеология смертельно боялась всякой человеческой и социальной сложности, вообще живого человека. Поэтому в советской школе никогда не объясняли, например, происхождение анекдотов о Вовочке. Этот персонаж, восходящей к осточертевшему всем Володе Ульянову – будущему Ленину, воплощал в городском фольклоре и мечту о крутом мальчишке – грозе учителей и родителей, и страх перед вырастающим жлобом и мужланом. А учителя в этой серии анекдотов предстают беспомощными мнимыми авторитетами, пасующими перед грубой силой. Как вышло, что со своего законного места в низинах речевого опыта сквернословие поднялось в обыденную речь?

Сквернословие и ритуал

Существуют ли ритуальные приемы избежания сквернословия? Почему они помогают общению и обогащают его? Ритуальное запикивание в ютубе и бесцензурность телеграма: как социальные сети перерабатывают сквернословие? Почему это важно для масс-медиа будущего?