Образ Сталина в мировой литературе

О курсе

У каждого советского писателя был свой роман со Сталиным: он появляется как персонаж в романах современников и потомков, возникает как демоническая сила в мистической прозе Даниила Андреева и младосталинистов девяностых, действует в политических хрониках Юлиана Семенова и Александра Чаковского. В ранней прозе о Сталине (у Пильняка) он демонизируется, затем обожествляется, потом развенчивается, потом возвеличивается уже с обратным знаком — как абсолютное и могущественное зло — и наконец выступает как предтеча Путина, заложивший основу величия ядерной сверхдержавы (у позднего Проханова). Одни видят в Сталине проекцию идеального отца, другие — просвещенного тирана (случай Булгакова, нереализованный замысел Заболоцкого), третьи — мелкого интригана, вознесенного на вершину вшласти игрой случай и личной неразборчивостью в средствах (Анатолий Рыбаков). Одни видят в Сталине великого модернизатора России (Павленко), другие — величайшего консерватора, заморозившего Россию в критический момент (Леонов). Для одних он гений, пусть гений зла, для других — воплощенная посредственность, но практически для всех он — предельное выражение русской власти, тот абсолютный властитель, который по-настоящему востребован большинством и является предметом вечной ностальгии этого большинства. Сталин — тот образ власти, который существует в сознании художника (Пастернак) и толпы (Исаковский). С этим образом власти придется иметь дело всем, кто захочет строить — или перестраивать — конструкцию власти в обновленной послепутинской России, и думать об этом надо именно сейчас. В отличие от размытого и амбивалентного Ленина, Сталин при всем разнообразии трактовок конкретен и монолитен, внутренне непротиворечив, и в основе его образа действий всегда лежит глубочайшее презрение к управляемому народу, к слишком большой стране, которую надлежит всячески редуцировать. Как ни парадоксально, это modus operandi всякой успешной российской власти. Лишь в фантастической прозе (В. Рыбаков) появляется буднично-деловитый и притом романтический Сталин, искренне любящий страну и народ («Давние потери»). Но на то она и фантастика.