Советская культура 1968-1985

О курсе

Период от вторжения в Чехословакию до прихода к власти Михаила Горбачева и начала «перестройки» — самое сложное, многосоставное и продуктивное время в истории СССР,
советский серебряный век, расцвет культуры, науки и общественной мысли при углубляющейся стагнации в области государственного управления. Этот конфликт – традиционная причина коллапсов российской государственности, ее обрушения и восстановления после периода смуты. Пока Россия могла воспроизводить свою интеллигенцию – главный мотор своего развития, — такие конфликты были возможны, и русский проект существовал, незначительно меняясь с XVI века. Сегодня он завершен в силу полной исчерпанности. Это открывает интересные возможности для его анализа.

В русском четырехтактном историческом цикле брежневская эпоха получила название застойной (согласно определению Леонида Зорина из драмы «Царская охота»: «Великой державе застой опаснее поражения», 1973). Для таких болотистых эпох характерны: бурное развитие науки, искусства, коспомолитических и конвергенционных проектов (вроде разрядки, стыковки «Союз-Аполлон»), Хельсинкской инициативы, принадлежавшей, кстати, СССР, и другие сравнительно мирные проекты. Все это сопровождается рецидивами имперской агрессии вроде Афганистана или инцидента с южно-корейским лайнером. Власть в это время отличается коррупцией, безволием, старением – всеми признаками вырождения, что приводит к очевидным параллелям с началом ХХ века и приводит к запрещению фильма «Агония» (концептуально крайне слабого, но художественно весьма выразительного). В обществе царит депрессия, выражающаяся в росте числа самоубийств и в увлечении алкоголизмом, наркоманией, рискованными физиологическими экспериментами. Религия тоже вырождается и приводит к увлечению ее суррогатами – сектантством, йогой, поиском инопланетян, вытесняется интересом к хилерам, «порфирьевцам» или уринотерапевтам. Новый расцвет переживает антропософия и рерихианство. В душной тепличной атмосфере пышно
расцветает разнообразная кружковщина – от коммунарской педагогики до московского методологического кружка. Новый импульс получают неформальные движения – туристическая и авторская песня, клубы радиолюбителей, клубы знакомств и другие формы социального творчества. В этих обстоятельствах невозможны ни философия (вся она вынужденно остается марксистской), ни социология, — но их функции передаются литературе и критике; последняя – вкупе с филологическими науками – переживает расцвет, и главные сочинения этого времени пишутся М. Гаспаровым и С. Аверинцевым. Процветает самиздат, свободное хождение имеет тамиздат, огромных успехов добивается кинематограф, литература и кино осваивают эзопов язык, и в социуме преобладают две
эмоции. Первая – презрение к власти и все более устойчивое понимание, что «скоро все грохyется»: тот эсхатологизм, о котором писала во «Второй книге» одна из самых умных женщин семидесятых годов, Надежда Мандельштам. «Один философ с неумеренно гениальными прозрениями публично заявил, что эсхатологические настроения — участь погибающих классов» (комментаторы утверждают, что она имела в виду Сталина, но сходные мысли есть и у Ленина в «Детской болезни левизны в коммунизме»).

Советская интеллигенция была безусловно обреченным и погибающим классом, и в девяностые она исчезла – а вместе с ней и все, ради чего стоило вообще терпеть эту систему. Вторая эмоция, которая была хорошо знакома жителям тогдашней России, — чувство осеннего уюта, последних дней бабьего лета, за которым с неизбежностью настанут дожди и распад. Это было теплое, даже душное время – и в этой теплице, как в теплице серебряного века, росла на стеклах причудливая плесень, но у этого расцвета был отчетливый привкус гнили, как на латиноамериканском базаре. Не зря латиноамериканская литература – и прежде всего Маркес – была тогда в такой моде.

Мы проведем десять занятий и подробно осветим следующие проблемы:
1. Параллели с Серебряным веком, инкарнации Блока (Окуджава), Леонида Андреева (Петрушевская) и Горького (Владимир Максимов).
2. Расцвет «городской прозы» (Трифонов, Аксенов, Гладилин, Арканов, Семенов, Нагибин) и ее набор сюжетов и персонажей. Филология: структурализм, Лидия Гинзбург, Тартуская школа, М.Л.Гаспаров, С.С.Аверинцев, В.В.Бибихин.
3. «Деревенщики», «почвенники», патриоты, дискуссия «Классика и мы», «Русская партия» во главе с Сергеем Павловым.
4. Газетная и журнальная борьба («Октябрь», «Огонек», «Новый мир», «Молодая гвардия», «Москва», «Наш современник»). «Литературная газета» как рупор интеллигенции. Московский методологический кружок.
5. Театр на Таганке, Современник, Ленком, режиссура Эфроса в театре на Малой Бронной, театр Някрошюса.
6. Тамиздат. «Ардис». Механизмы распространения зарубежной прессы в СССР. «Континент» и «Синтаксис». Колбасная эмиграция и массовые отъезды конца семидесятых.
7. Позднесоветская фантактика: Стругацкие, Гансовский, Булычев, Житинский, Катерли. Кризис утопии, расцвет антиутопии. Советская педагогическая утопия (Соловейчик, Шаталов, Ильин, Колмогоров, Полонский).
8. Авторская песня как новый фольклор.
9. Телевидение. «Семнадцать мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя». Эволюция советского положительного героя.
10. Детектив как главный позднесоветский жанр. Братья Вайнеры, Аркадий Адамов, Рижская студия как зеркало буржуазного упадка.